было закончиться именно так, – едва слышно прошептал он, причиняя мне еще больше боли.

– Нет, – ответила, целуя его. – Мы должны были сбежать отсюда до начала всего этого. Нам нужно было сделать это…

Но как будто не слыша меня, он прошептал, всматриваясь в мое лицо, словно пытался запомнить. Его взгляд лихорадочно бегал от глаз к губам и обратно, губы беззвучно шевелились, словно он пытался мне что‑то сказать. Наклонившись ближе, я попыталась вслушаться…

– Нет, все случилось, как и должно быть…

– Перестань, прошу! – проговорила умоляюще, снова целуя его.

– Послушай… – горячо прошептал он, сильнее сжимая мои ладони, причиняя боль, но эта боль была ничто, по сравнению с той, что разрывала меня изнутри. – Как только ты поймешь, что пора… Сразу же беги отсюда. Спрячься… тебе помогут… он сам придет… – и его снова накрыл безудержный кашель.

– Нет! Не смей так говорить! Ты не можешь бросить меня! – закричала в истерике, прижимая его к себе сильнее.

– Прост‑и…

– Нет! – дико и отчаянно закричала, когда в его глазах потухла жизнь. – Макс?! Нет!

Сжигающая изнутри, рвущая сердце боль, такая острая, что заставляла кричать, выть и плакать… Одиночество… Все вокруг чужое… Никому не понятны эти чувства…

Прижимая к себе тело любимого, я кричала, моля его не поступать так… не бросать меня в этом никчемном мире…

Но он не ответил мне… Все также лежал, смотря на ночное небо и полную луну, что отражалась в его пустых глазах…

– Зачем ты так? Зачем теперь мне жить? За что мне это одиночество, эта боль?.. – шептала, нежно прикасаясь к его лицу. – Только ты можешь избавить меня от этой боли… Прикоснись ко мне, слышишь?… Просто прикоснись ко мне, хотя бы кончиком пальца, этого будет достаточно, чтобы заставить меня забыть о боли…

Впервые кто‑то умирал у меня на руках, и это стал любимый человек. Мне казалось несправедливым только найти его и тут же потерять! И то, разрывающее на куски, чувство боли и отчаяния вырывалось наружу. Хотелось, чтобы все почувствовали эту боль, чтобы поняли, каково сейчас мне, чтобы знали, что такое потерять любимого…

Во мне не было злости, ярости или ненависти я просто моментально ощутила пустоту внутри. Пустоту и боль там, где должно биться сердце и плескаться любовь. Сейчас там кратер… лава боли, которая вот‑вот вырвется наружу…

Продолжая прижимать любимого к себе, я, словно обезумевшая, раскачивалась из стороны в сторону, шепча всего одно слово «нет». Слезы продолжали катиться, капая на лицо любимого и стекая по его щекам, словно он плакал вместе со мной. Словно оплакивал наши чувства и будущее, которого у нас теперь не будет.

– Карина!

Кто‑то пытался до меня докричаться. Только мне было все равно на это, главное, мой любимый рядом… Я его не брошу… буду рядом… всегда.

– Карина, перестань! – снова крик, и я ощутила, как меня схватили и стали оттягивать от Макса.

– Нет! – истерически закричала, хватаясь за любимого.

Но меня все также продолжали куда‑то тянуть. Я не понимала, кто это и что ему от меня нужно, я просто хотела быть с любимым.

– Нет, нет, нет… – стала вырываться, когда из рук исчезло тело Макса. – Пусти! – завопила истерически.

– Отпущу, но сначала перестань! – крикнул в ответ… Глеб?

Я не понимала, что он от меня хочет, поэтому продолжала вырываться, пока щеку не опалила боль. Потом еще одна вспышка боли и еще…

Вырываться я перестала после очередной пощечины. Просто тряпичной куклой осела на землю, продолжая лихорадочным взглядом искать тело любимого. Но его нигде не было!

– Посмотри на меня! – приказ, который я проигнорировала. – Карина?! Посмотри на меня!

Кое‑как сосредоточившись, я сконцентрировала взгляд на того, кто встал напротив.

– Я понимаю, тебе сейчас больно, но ты должна прекратить это! – проговорил Глеб.

– Прекратить, что? – раздался мой хриплый и безэмоциональный голос, от которого он вздрогнул.

– Это! – сказал он, беря мое лицо в ладони и поворачивая в сторону, где по земле катались волки, жалобно скуля и завывая. – Тоже самое происходит повсюду, возле дома и за тысячи километров отсюда! Я знаю, что это твоих рук дело, прекрати это, а то погибнут все!

Я вспомнила слова мужчины о том, что он собственноручно пристрелит последнего Ликантропа. И сейчас выходит, что он сказал правду. Я стала искать глазами того, кто назвался моим отцом и нашла его, лежащим недалеко от нас, в его глазах так же не было жизни, как и у…

– Макс… – прошептала, понимая), что его больше нет, и я никогда больше не увижу, как он улыбается, как блестят при этом его глаза, не почувствую пьянящий запах корицы…

И вновь ощутила боль, от которой не хотелось жить, слыша отдаленный отголосок жалостливого воя.

Отдаленно я понимала, что происходит что‑то страшное, осознавала, что если сейчас же не возьму себя в руки и не пойму, что творю, то план убийцы Макса воплотится в жизнь, и все Ликантропы просто погибнут. А слова мужчины, что последнего оборотня он застрелит собственноручно, будут пророческими. Получается, что мужчина знал заранее, что его оружием буду я!

Но как бы мне не хотелось прекратить это, я ничего не могла с собой поделать. Горе потери поглотило меня настолько сильно, что я не могла трезво мыслить. Мне хотелось быть рядом с Максом, но я никак не могла его отыскать. От осознания, что не увижу его больше никогда, паника накрыла меня с головой, вновь погружая