много, у полиции. Да и бумажками их сейчас, слышал, загружают, – поделился ветеринар. Он сцепил ладони замком, сложил их на свои колени и покачался всем телом. Вперед‑назад. А потом вскинул голову: – Догадались, значит. Как не спрашиваю, всё равно мне. Не вы, так эти, с погонами, придут. У меня и вещи собраны.

Он поднялся, ушел в комнату, через минуту вернулся. В руках тетрадный лист, на нем округлым, абсолютно не врачебным почерком выведена имя, фамилия. Эту не мудреную визитку он опустил на стол перед Димкой и вернулся на свое место. Рогулин Семен Борисович, прочитала я, ниже номер телефона.

– Семен Борисович хороший специалист и будет рад переехать на природу. Семья его решение поддержала, он ждёт вашего звонка, Дмитрий Сергеевич.

– Вы уже и замену себе подыскали? – удивился Димка.

– Извините, – смутился ветеринар. И непонятно отчего, толи от того, что без ведома нашел Димке нового сотрудника, толи от того, что натворил. Он опять опустил плечи и затих.

– Расскажите? – осторожно спросил Димка. Без суеты, не настаивая. Мол, если не хотите, можете не делиться своими тайнами.

– Не собирался я его, не искал, в смысле, специально, и планы никакие не вынашивал… Оно само как‑то вышло. Когда сидел, много времени подумать было, осмыслить. Даже простить помышлял, в церковь при тюрьме ходил, успокоения искал… не нашел. Не простил, не получилось. Оно, конечно, ему моё прощение даром не нужно, сам хотел, по‑христиански вроде, – рассудил Анатолий Степанович и горько так ухмыльнулся: – Непутевый из меня христианин вышел. Третьего числа дочке пятнадцать исполнилось бы, я на кладбище ездил, выходной брал, помните?

Я уставилась на Диму, как будто от его подтверждения что‑то зависело. Понятно и без того, ветеринар не врет. Димка кивком подтвердил, а потом добавил «помню». Анатолий прижал кулаки к глазам и зубы стиснул.

– Я на могилках убрался, цветы полил, у меня там анютины глазки да настурция высажены, отдохнуть сел, девочкам своим про житье‑бытье рассказать. И уйти не могу, не отпускает. Жмёт в груди. Она бы паспорт получила, понимаете? Мы бы непременно вместе пошли. Татьяна, я и Анечка. Анечка бы забегала вперед и оборачивалась всякий раз, поторапливала. Хотя, четырнадцать уже, наверное, просто шла. А в уши себе наушники вложила, песни слушала. Они сейчас все с ними ходят, я подметил. Небезопасно ведь это, да? Мы с Татьяной отчитывать стали, просили дорогу переходить без постороннего шума в ушах, а она сделала вид, что послушна…

Видеть его было невыносимо. Я украдкой смахнула непрошенную слезу и отвернулась к окну. Настоять или попросить «ближе к теме», ни один из нас не рискнул. Ветеринар делился своей иллюзией, своей утопией. Казалось, он окончательно заговорится и сбежит от нас в только ему известную, параллельную реальность.

– До темноты почти у них просидел, – в какой‑то момент произнес он, а я вновь повернулась. Он провел рукой по волосам и резко опустил её, словно силы держать иссякли. Рука покачнулась маятником. – Они считают им дозволено многое, раз у них деньги есть. Покупают, продают, за руль пьяными садятся. Мне ноги зажало, понимаете, а она ещё жива была, Анечка, я слышал. Я ему кричу – скорую вызови, друг, а «друг» мне виски в горло заливает, как бы я не сплевывал. Так‑то… Экспертиза показала два с половиной промилле, пьян. Да я и был пьян, до одурения, только не от виски их паршивого, а от горя. До самого суда как во сне. А потом тюкнуло: у них документы все чистые, включая экспертизу, свидетелей каких‑то нашли, только не было там людей на объездной, позже уже пара машин тормознуло, перед приездом скорой. Тюкнуло, да поздно, слушать меня никто не стал, наговариваю, мол, в тюрьму не хочется. А мне, что в тюрьму, что в ад. Вас он искал, по ферме шастал. В офис сунулся – я закрыл уже к тому. Я у колеса сидел, пробило, и домкрат наготове, он меня не сразу заметил даже. Увидел, вас спрашивает и не узнал. Не узнал, представляете? Всё потому что плевали они. И думать уже забыл он душах загубленных, и во сне ему никто не является, и спит он спокойно, мягко, кусок поперек не встает, и кушает вдоволь… Домкратом я его, он и не ожидал. Не узнал, говорю же.

Он поднялся, сходил за сумкой. В полицию собрался, сдаваться. И я и Димка по большей части молчали, предложив лишь посидеть «на дорожку».

Шагать ему никуда не пришлось, не успели мы переступить порог его дома, подъехала машина, как по заказу. Следователь, помощник и участковый. Мы поспешили ретироваться, усиленно делая вид, что заглядывали в гости.

 

          Глава 37         

 

 

Ужин нас не поджидал, даже маломальского перекуса сестрица не сообразила. Видимо её подвигов хватило только на утренние блинчики. Впрочем, особого аппетита не наблюдалось, у меня‑то уж точно. Я попила водички и прошлепала в комнату, которую считала здесь своей и негласно делила с Димкой. Жанка отлепилась от телевизора и полезла к Щурову с расспросами. Я слышала, как они переговариваются в кухне – Димка вводил её в курс дела – но особо в разговор не вникала, в том плане, что слух не напрягала, пытаясь уловить каждое слово.

Ветеринар спутал все карты. Во‑первых, очень жаль, что этот, в сущности, милый человек оказался самым настоящим убийцей. Во‑вторых, я рассчитывала, стоит узнать убийцу, все последующие действия выстроятся в четкую слаженную линию. Как минимум, я пойму, какие шаги следует предпринять. В отношении Жанны, диска и вообще всей этой истории. А теперь что же получается? Убийца найден, только мне с него, пардон, как