Roman';">– Да не про то я, – отмахнулась Леська. – Зря ты уехала. Выдумала тоже, дурью маешься. Такие предложения не каждый день делают и даже не каждый год. Вот возьмет какая‑нибудь и охмурит Валерона, пока ты там прохлаждаешься.

– Значит грош ему цена, раз его так легко охмурить. И вообще, прекрати его так называть, ей богу. Ну, что за Валерон, в самом деле?!

– Интересненькое дельце… вся контора зовет, а я значит не…

– Ты не вся контора, ты моя подруга.

– Ладно, – вяло протянула она. – Как ты доехала?

– Благодаря твоему звонку феерично! – воскликнула я и рассказала про аварию. Леська принялась выспрашивать подробности, но выходило так, что внешний вид мужчины интересовал её гораздо больше, чем моё израненное авто. Она в мельчайших подробностях вызнала детали и разочарованно укорила:

– Дура, прости господи! Это столько счастья, да в одни руки подвалило, а ты…

– А что я?

– Да кто ж, мужиков на таких тачках из коготков выпускает? Даже не познакомилась, дурында!

– Только папенькиных сынков мне не хватало, я ещё с Валериком не разобралась.

– Все мы чьи‑то дети: папины, мамины… – философски заметила Леська. – Мужика упустила, чует моё сердце и Валерика профукаешь.

Я поспешила проститься с подругой, потому как, норовила вспылить. Очень «чесалось» присоветовать забрать уже Валерия Сергеевича себе. В порядке бреда, не иначе. Ведь разве не бред распоряжаться людьми, даже без пяти минут женихами, предлагая их словно вещь?

Хотя, если разобраться, то и жених он какой‑то… ненастоящий. Нет, предложение он мне сделал вполне конкретное, только сейчас так не принято. В наше время пары для начала присматриваются друг к другу, встречаются, вместе живут, проверить совместимость в быту, и только после соединяют себя узами брака. А мы на свидания ходили пару раз. Господи, да мы поцеловались единожды! И уже на следующий день он сделал мне предложение, завалившись в офис с цветами. Я было заподозрила его в коварстве, да только никакого меркантильного интереса с его стороны и быть не могло. Чего с меня взять? Обычный штатный сотрудник, рекламного агентства. Скорее в расчетливости при желании можно обвинить меня.

«Радуйся, тебя мужик в постель, через загс тащит, а ты кобенишься!», – поучала меня Леська. Её послушать, так замуж хоть каждый год бегай. Главное – достаток.

Я же, напротив, принимать предложение не спешила. Безусловно, внимание босса лестно, но сказать «люблю» – не готова. Слишком громкое слово. Особенное.

 

С этими мыслями и вернулась в кухню. Михаил Андреевич в приподнятом настроении чистил картошку. Я присоединилась к нему, сообща мы сгоношили вполне презентабельный ужин. Мать вернулась, когда мы уже вовсю накрывали на стол.

– О! – воскликнула она, появившись в дверях кухни. – Дочура никак пожаловала!

Я водрузила на стол миску с салатом, поздоровалась и припала к её щеке с поцелуем. «Ой, лиса!», – хитро прошептала она, а я опровергла:

– Не лиса, а соскучилась.

– Чего ты, Люд, в самом деле, – подал голос Мишаня. Засуетился, взял из маминых рук сумку, одним глазом заглянул внутрь и предложил: – Давайте, ужинать. Поспел как раз.

За столом оба явно томились, косились в мою сторону и вздыхали. Разговор поддерживали вяло, заунывно. Суть этих воздыханий была ясна, как божий день. «Никаких за встречу», объявила им я и продолжала уминать котлеты.

– Будем пить чай, я торт привезла. – И действительно встала, разлила чай по чашкам и водрузила в центр стола бисквитное великолепие. Мишаня приуныл, а мать даже бровью не повела: улыбнулась мне, порезала торт на порции и присела, гордо выпрямив спину, словно давала концерт в актовом зале школы. Поблажкам тут не место, моё отношение им прекрасно известно, не обращая на поселившееся в семейных рядах унынье, я поинтересовалась:

– Ма, что за новая работа у тебя?

– В офисе убираюсь. Прихожу на пару часов, удобно и платят хорошо.

– Что за офис? – удивилась я, пытаясь припомнить функционирующие предприятия поселка.

– Помещика нашего, – пояснила она. Понятнее не стало. Я вопросительно уставилась, а она добавила: – Года полтора он тут живет, может чуть больше, фермер этот. Приехал из города, Селивановскую ферму восстановил, новый коровник построил. Сейчас крольчатник доделывают. Домину себе отгрохал. У него почти половина поселка работает.

– Предприниматель он, а не помещик, что за средневековые замашки?

– Так у нас все его так кличут, – вставил Мишаня, уплетая торт. Ткнул в кремовый рисунок вилкой и тряхнул головой: – Вкусный, Женёк, сто лет этой отравы не едал.

Смешной народ! Торт ему значит отрава, а пол литра горячительного, которого он готов влить в себя, при любом мало‑мальски подходящем случае, это ничего… лекарство что ли? Я не преминула ему это озвучить, стараясь дельную мысль донести до каждой клетки мозга – ху есть настоящее зло. Михаил Андреевич вновь загрустил, мама восседала с видом английской королевы, абсолютно абстрагировавшись, будто её мои нравоучения не касались. Хотя, может она действительно «сто лет» не пила, спрашивать в лоб не тактично, буду разбираться постепенно. Поживем – увидим, в общем.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Я присматривалась к матери и радовалась: внешне признаков алкоголизма пока не наблюдается. Тут наверняка поспособствовала генетика. Волосы подкрасила недавно, оттенок – дрянь и краска, судя по всему дешевая, надо перекрасить и уговорить её на стрижку. Дальнейшие разговоры свелись к моим успехам. Я немного обрисовала, как живу и слиняла к себе в комнату.

 

Раньше спальню приходилось делить с сестрицей, сейчас она полностью в моем распоряжении. Жанка больше трёх лет к матери носа не показывает. Стесняется бедных родственников. Глупая