фортепиано и попыталась успокоить плачущего ребенка. Син отошел, испытывая облегчение оттого, что супруга готова этим заняться. Бишоп и Лилли тоже расплакались – видимо, из сочувствия к огорченному приятелю. София бросилась к дочери, а Дэр – к сыну.

– Это вообще‑то гостиная или детская? – поинтересовался Фрост.

Никто не обратил на него внимания. Фрост наблюдал за тем, как дети ревут, а взрослые пытаются их успокоить, и чувствовал себя лишним в этом семейном кругу. Как‑то так получилось, что жизнь всех его друзей совершенно изменилась. Они женились, обзавелись детьми. Он же, хоть и не стал для них чужим, перестал быть одним из них. Фрост допил бренди, обдумывая это неприятное открытие. Следовало и еще кое‑что обмозговать – например, будущее «Нокса».

– Ты так и будешь там стоять и в носу ковыряться? – прорвался сквозь мрачные мысли Фроста голос раздосадованного Дэра. – Мог бы и мне помочь хоть немного.

– Пожалуй, я воздержусь, дорогой брат, – ухмыльнулся Фрост. – Я потихоньку удаляюсь. Пожалуйста, продолжайте без меня.

Отвернувшись от родственников и друзей, он остался в одиночестве. Как предпочитал делать всю жизнь.

 

Глава 3

 

На небольшом деревенском кладбище Эмили грустно смотрела на надгробный камень, под которым покоилась ее любимая старшая сестра.

 

Люсиль Шарлотта Кэвел

2 февраля 1801 – 19 августа 1821

 

Друзья и родные звали ее Люси. Ее все любили. Помолвленная с лордом Левенторпом, она должна была той осенью радостно готовиться к свадьбе, а вместо этого наложила на себя руки. Пять лет прошло с той трагической ночи, когда Эмили обнаружила сестру страшно бледной, истекающей кровью на полу ее спальни. Люси была еще в сознании, когда Эмили, обнимая умирающую сестру, позвала на помощь отца.

– Потерпи. Сейчас придет отец. Он знает, что нужно делать, – успокаивала она сестру, не в состоянии остановить своими тонкими пальцами поток крови, хлещущей из рваных ран на запястьях Люси.

– Любовь… – каким‑то сонным голосом пробормотала сестра. – Она губит то, чем надо дорожить.

– Молчи, береги силы, – просила ее Эмили. Она снова позвала отца. Но горло сжалось от ужаса: она понимала, что сестру уже не спасти. Голос сорвался, и она в отчаянии разрыдалась.

– Эмили? – прошептала Люси, будто удивляясь.

– Да. – Эмили огляделась в поисках того, чем можно было бы перевязать раны Люси. Ей не хотелось покидать сестру ни на минуту. Но никто не откликнулся на ее крики о помощи. Стекленеющие зеленые глаза сестры теряли осмысленное выражение. Ее полубессознательное состояние ужасало Эмили. – Я должна пойти за отцом, тебе нужен доктор.

– Нет! – неожиданно громко сказала Люси, и силы тут же покинули ее. – Послушай… Мне нужно, чтобы ты меня выслушала.

Эмили склонилась к сестре. Ее последние слова были исповедью в грехах. Это было бремя, которое она не хотела уносить с собой в могилу. Люси открыла ей свои самые страшные тайны.

– Не рассказывай никому! – умоляла она, а увидев застывший взгляд Эмили, потребовала: – Поклянись!

– Клянусь! – тускло произнесла та. Из холодного отупения ее вырвал громкий крик матери:

– Что ты наделала?!

Повернувшись к двери, она позвала мужа и слуг. Люси подняли, отстранив Эмили, и положили на кровать. Эмили сидела в луже крови, пока сестру пытались спасти. Не было сил сказать матери и отцу, что у Люси нет ни малейшего желания быть спасенной. Она хотела умереть, и ей это удалось…

– Ты должна отпустить ее, – сказала мать ласково, подходя и обнимая Эмили. – Люси любила тебя и хотела, чтобы ты была счастлива.

– Я счастлива, мама. – Эмили, нахмурясь, не отводила глаз от могилы.

– Ты можешь обмануть отца, но мать всегда знает, что у дочери на сердце.

Мать обняла Эмили за талию. Эмили подумала о последних словах Люси.

– Правда? А знаешь ли ты, что было на душе у Люси, когда она перерезала себе вены папиной бритвой?

Это было жестоко с ее стороны – задавать вопрос, ответ на который знала она одна. Матери ничего не было известно о тайне старшей дочери. Потрясенная услышанным, она издала какой‑то невнятный звук и выпустила дочь из своих объятий. Это было самое меньшее, чего Эмили заслужила за подобный вопрос.

– Ты тоскуешь по Лондону, так ведь? – Голос матери стал суровым. Ей было неприятно напоминание о том, что Люси осталась одна, когда семья отступилась от нее. – Ты ищешь причины, чтобы не жить вместе с нами.

– Конечно нет, мама. – Она наклонилась и положила букет, который держала в руке, на могилу Люси. – Я мечтаю о том, чтобы мы жили все вместе в Лондоне. – Эмили слегка улыбнулась матери, однако та, похоже, не очень ей поверила.

– Но ты ведь избегала…

– Опять этот старый спор! – Эмили закатила глаза. – Сначала я была слишком мала для этого. Потом мне хотелось проводить время с подругами.

– В деревне! – простонала мать.

– Разве плохо иметь хороших друзей? – поддразнила ее Эмили, чтобы разрядить обстановку. – Кроме того, в этом году я увижу их в Лондоне. Вас это должно порадовать.

Мать слишком легко одержала победу в этом споре, и это ее насторожило.

– И ты будешь вместе с нами на всех праздниках, балах, вместе будем ходить в театры, музеи…