обеда, что он там хочет мне сказать, а он спокойно жрёт мясо.

– Я тебе это вино на голову вылью, если ты не скажешь мне то, что хотел.

Он перестал жевать и с опаской посмотрел на меня.

– Я не шучу.

– И пожрать в этом доме не дадут, – встал из‑за стола и пошёл в прихожую, вернулся с папкой в руках и положил её передо мной на стол.

Я отставил бокал в сторону и, взяв папку, открыл и начал читать, и не поверил своим глазам.

– Это… Это правда? – Я уже напился и сплю, или что?

– Чистая. Мила полностью под твоей опекой, – подтвердил он написанное на бумагах.

– Но как? Как тебе удалось это сделать? –  у меня от радости и руки задрожали.

– Деньги, Тёма. Они решают всё.

Я как ужаленный вскочил со стула и прыгнул на него так, что мы чуть не свалились на пол.

– Задушишь, – прохрипел он.

– Спасибо. Спасибо тебе за всё, – прилип я к его губам в долгом и страстном поцелуе.

– Если ты не остановишься, я тебя трахну прямо на этом куске мяса, – пригрозил или предупредил он.

Я совсем не против, но хочется узнать подробности.

– Много заплатил? А как ты с ними договорился? – начал заваливать вопросами.

– Через этого идиота адвоката. Хоть на что‑то был способен. Но свернуть ему голову до сих пор хочется, – гневно проговорил он.

– Почему, если он помог?

Ему, в принципе, много причин не нужно.

– Помог! Так помог, что еле разгребли его сраную помощь, – кивал он головой.

– В каком смысле? – Я всё ещё не понимал, да и не ответил он ни на один вопрос.

– Судья немного гомофоб и узнал он о наших отношениях от гребаного адвокатишки, – ошеломил он меня ответом. – Если бы он держал язык там, где ему место, мы бы сразу получили опеку.

– Но всё же хорошо уже. Ты его не трогал?

Его вмиг заинтересовала надпись на этикетке бутылки.

– Стас?

– Будем считать, что нет.

– Это как понимать?

– Один удар в челюсть не считается.

– Ты неисправим, он же исправил свою ошибку.

Стас остаётся Стасом, на дольку, но остаётся.

– Да. Но я не мог по‑другому. Давай закроем тему. Документы в порядке, можем вернуться домой.

– Хорошо. Когда?

– Хоть завтра.

Я не удержался и прильнул снова к нему, и на этот раз он выполнил свою угрозу – разложил меня на столе.

 

Глава 55.

 

Стас

 

– Почему ты такой упёртый? – Час уже спорю с этой язвой. Два дня как в город вернулись и никак не придём к компромиссу.

– Повторяю: твоя мама может вернуться в любой момент, зачем нам тесниться там, когда у меня своя квартира есть?

Да, блядь!

– С чего ей вернуться? У неё свой дом и своя жизнь там, с её мужем!

– В гости приедет. В отпуск. Причин масса. Сделаем одну комнату под детскую и всё.

– И хрен с тобой. Надоело. Ты упёртый баран.

– Аналогично.

Рассмеялись оба.

– Ладно. Завтра найму бригаду и начнём ремонт. Опять!

– Отлично. Можем съездить и выбрать мебель.

– Съездим. Завтра к отцу на ужин, помнишь?

Мой отец спит и видит, как познакомиться с Артёмом и мелкой. Они виделись, но тогда было не до знакомства. Толком и не говорили, поздоровались и всё.

– Забудешь тут. Как вспомню, так сердце вскачь пускается. – Артём встал со стола и убрал кружки.

Он мелкую уложил, и мы сели обсудить вопрос с квартирой.

– Он тебя не съест, – усмехнулся я. Хоть и у самого присутствует лёгкое волнение. Он с какой‑то бабой молоденькой живёт, и я ещё ни разу не был у него на ужин. Это будет нечто.

– Не съест. Но от этого не легче…

Послышался голос мелкой, и Тёма в спешке вытер руки кухонным полотенцем.

– Не отвлекайся. Я пойду.

Лучше мелкую успокою, чем посуду мыть.

Артём мне мозг ложкой ест, потому что он не увидел, как я ей памперс поменял, всё просит, чтоб я это ещё раз сделал. А хрен ему, пусть помучится и включит фантазию. Сделали эти двое из меня розового плюшевого медведя. И я задумался, и где‑то внутри презираю себя за то, каким говном я был. За то, что вёл себя по‑свински, особенно по отношению к Артёму.

Но, блядь, я ему благодарен за то, что он, если не забыл, то простил того Стаса. Что сделал меня лучше, заставил задуматься о своём поведении, о своих действиях. Пересмотреть принципы жизни и пойти по правильному пути. У меня есть любящие меня люди, важные люди в моей жизни. И ближе, чем Артём и мелкая, к которой я прикипел так, что хрен позволю кому‑то её обидеть. Порву на куски к хуям, зарежу и кину собакам. У меня никого больше нет. Отец? Он определённо мне дорог. Мать, конечно же. Но вот этот крохотный человек, что сопит у меня на руках и морщит лоб, и язва, что моет посуду в кухне – важнее всех на свете.

Оказывается, в жизни самое важное – это семья. А они моя семья. Это чертовски приятно, когда тебя ждут дома. Когда бегут в твои