сегодня же вернусь обратно. Пусть буду выглядеть идиотом в глазах родных, мне было плевать. Мать уже наверняка рассказала остальным о моем отъезде. Сам я даже Ромке не позвонил. И он мне, кстати, тоже. А это значит, что Яна не поделилась с ним. Как раз думаю об этом, когда звонит мой телефон.

Звонок от матери принимаю на заправке, что к лучшему. Потому что новости шокируют. Сегодня утром брата арестовали по подозрению в убийстве. В доме провели обыск. Мать и тетя Оля в полной панике. Вразумительных ответов на свои вопросы не получаю. Остается только гнать быстрее, чтобы разобраться во всей этой чертовщине. А точнее, в чудовищной ошибке. В невиновности брата я уверен на все сто, не мог он навредить никому. А в справедливости нашей судебной системы закономерно сомневаюсь. И прикидываю, что нужно сделать в первую очередь, чтобы вытащить Ромку. Это сейчас главная задача. Но мысли неизменно соскальзывают на другое. Как все это переживает Яна?

Одновременно ощущаю зудящую тревогу за брата и облегчение от того, что теперь у меня есть реальный повод вернуться. Прямо в дороге вызваниваю знакомых и трясу все связи, в поисках нормального адвоката. К приезду в город уже определяюсь с кандидатурой и созваниваюсь с ним. Ввожу в курс дела, получаю предварительное согласие и примерные расценки. Адвокат обещает прямо сразу отправиться в изолятор. Если удастся, поговорит с братом и выяснит все, что сможет, у следователей. Договариваемся встретиться дома у тети Оли. И там же подписать нужные бумаги.

Приезжаю полностью вымотанный. И от свалившихся на семью неприятностей, и от почти полного отсутствия сна. Но отдохнуть явно смогу не скоро. Особенно, увидев, во что превратилась всегда чисто убранная квартира. И от состояния трех женщин, находящихся в ней. Точнее, двух. Входная дверь не заперта, мать с сестрой обнаруживаю в спальне. Тетя Оля с белым лицом лежит в кровати, комната пропахла валерьянкой. Обнимаю мать, сжимаю руки тети. Она всхлипывает и бормочет что‑то маловразумительное. Снова хватается за сердце и принимает от сестры очередную порцию успокоительного. Говорю несколько утешающих слов, пытаясь внушить уверенность, что мы со всем справимся. Сообщаю об адвокате. Эта новость женщин заметно подбадривает.

Мне очень нужна информация, но здесь я ее точно не получу. Оставляю маму с сестрой. Обхожу другие комнаты и застаю Яну на кухне. Она сидит за столом и вертит в руках пустую чашку. Поднимает на меня глаза. Лицо бледное, губы искусаны. Но паники во взгляде нет. Только мрачная сосредоточенность. И, конечно, растерянность. В любом случае, девочка реагирует лучше, чем я предполагал. Смотрю в огромные зеленые глаза, опять погружаясь в них. Не так я представлял себе нашу новую встречу. Впрочем, вчера, когда сбегал отсюда, думал, что увидимся мы нескоро. Уже после их свадьбы. Но жизнь, как всегда, полна сюрпризов. К сожалению, не всегда радостных. Сажусь за стол напротив Яны, накрываю ее руку своей. И спрашиваю хрипло, с трудом контролируя голос рядом с ней:

– Ты как?

Какое‑то время она молча смотрит на наши руки, потом осторожно вытаскивает ладонь и убирает на колени.

– Нормально, – отвечает глухо. – Насколько это возможно в таких обстоятельствах. Хорошо, что ты приехал. Не понимаю, как их успокоить, – кивает в сторону коридора. Обращаю внимание, что она тоже переходит на «ты». Хотя до сих пор упорно мне выкала. Но никак это не комментирую.

– Они сами друг друга успокоят. А у нас другая задача. Можешь рассказать, что произошло? Мать ничего толком не объяснила.

– Боюсь, я тоже ничего полезного не расскажу, – вздыхает Яна. – С нами никто не разговаривал. Зачитали только бумаги об аресте. И постановление на обыск. Рому сразу увели. Ольга Петровна упала в обморок. Ее отнесли на кровать, я осталась с ней. Хорошо, что она пришла в себя. Я не знала, разрешат ли вызвать скорую. Потом нас попросили перейти в другую комнату. Спальню тоже обыскали. Но разговаривать с нами не стали. Ольге Петровне опять стало плохо. Со мной пытались поговорить, но я заявила, что все только с адвокатом. В общем, на нас махнули рукой и уехали. Сказали, что вызовут для допросов. Я собиралась найти здесь какого‑нибудь адвоката. Но сначала немного прибралась. Они все вещи по полу расшвыряли. Ходить негде было.

Ее голос хрипнет. Яна опускает голову на сложенные ладони. Больше не могу терпеть. Встаю и подхожу к ней. Обнимаю, притягивая к себе. И она доверчиво прижимается ко мне, обхватывая за талию. Чувствую себя мудаком. Девушка явно ищет поддержки и сочувствия. А я просто сдаюсь своему желанию держать ее в руках. Даже при таких обстоятельствах. Потираюсь щекой о темную макушку, жадно вдыхаю запах волос. Стараюсь не сильно сжимать объятия. Но это хрупкое, желанное тело в моих руках кружит голову. Запускает калейдоскоп непристойных мыслей, которые сейчас совсем не ко времени. Только телу плевать.

Похоже, Яна что‑то чувствует и осторожно выбирается из моих объятий. Тихо бормочет «спасибо», в глаза не смотрит, отворачивается к окну.

– Ладно, – говорю севшим голосом. – Продолжим позже. Скоро подъедет адвокат. Расскажет, что удалось выяснить. Покормишь меня пока? Вся моя еда за день – кофе с бутербродами утром, – не то, чтобы я, и правда, голоден. Полученные новости почти полностью отбили аппетит. Но это способ вытащить Яну из мрачных мыслей и немного расшевелить. Переключить внимание на обычные, простые дела. Так ей будет легче успокоиться. Она, конечно, держится молодцом, от чего я совершенно иррационально чувствую за нее гордость. Но стресс наверняка получила. Ну и ее саму заодно