И я испугалась. Звуки шагов, его шагов отдавали ударом в сердце. Я не смогу. Просто не смогу. Остановись там. Не подходи ко мне. Не надо. Пожалуйста.

— Не… — едва слышно произнесла я дрожащими губами. Казалось, что страх не просто пробирает, а окутывает ноги, руки, даже речь. Я боялась поднять голову и посмотреть. На него. Ведь он точно был там, среди всех них.

— Сказке пришел конец, — послышался до жути противный женский голос, а затем смех. Такой заливистый, такой дикий. Смех, который возникает только от морального удовлетворения. Когда получаешь желаемое, словно сто дней голодал, а теперь можешь вдоволь насладиться добычей.

Я не смотрела на них. Хватит уже этих игр в глазелки. Последние сорок минут мне казались адом, но сейчас от осознания того, что он оказался одним из них, я поняла: хуже, чем сейчас, мне еще не было. Даже уход мамы из жизни не заставил дрожать ноги, не заставил грызть губы до крови, чтобы сдержать слезы. Мне было больно. Мучительно больно. Но страх увидеть его глаза оказался сильнее ненависти. Резко встала на последнем издыхании, сейчас или никогда. Не подняла голову, просто сделала шаг назад и побежала прочь. Сил было ничтожно мало, ну и к черту. Желание, что было внутри, сражаться за жизнь, за гордость и покой, просто улетучилось в тартарары. Все кончено. Сказка оказалось ложью.

Босыми ногами я ступала по холодным лужам, по грязи, а потом по мокрому асфальту. Но физической боли не было. Она затухала на фоне душевной. Я бежала из последних сил, словно там, вдали горел огонек, и мне нужно было всего лишь достичь его. В голове то и дело возникала его улыбка, его голос, эти строки, которые я считала волшебными. Слезы катились градом по щекам, мне хотелось кричать, нет, даже больше: мне хотелось умереть. И кажется, Бог, услышал мои слова. Машина, свет передних фар и скрежет… металлический вопль в ушках.

— Давай, шевели булками, — нудел над ухом одноклассник, стараясь как можно быстрее дойти до дверей к холлу. Ненавижу сентябрь. Ненавижу школу. Ненавижу своих одноклассников.

— Ну что встали как неродные, — послышался голос Самохиной. Обернулась просто из любопытства. Светка выглядела, как и всегда: элитно. В отличие от многих в нашей гимназии, она могла позволить себе практически все. Высокая, худенькая такая, что, кажется, если дунешь, рассыплется. Видимо, поэтому многие мальчишки так яро пытались представить себя в роли ее верных рыцарей. Волосы у Светы всегда были распущенные: то кудри, то прямые. Светлые, пышные, а бордовая помада на тоненьких губах придавала образу еще большее благородство. Таким, как она, на дорогах горит только зеленый.

— Светик, — заверещали девчонки, пропихиваясь сквозь образовавшуюся пробку в коридоре. Сегодня второе сентября, а у нас, как назло, новый охранник. Проверяет почти каждого, записывает что-то. А позади очередь из 100500 человек, которые то и дело вздыхают, мечтают поскорее оказаться в своих классах, где явно будет побольше воздуха. Я тоже из их числа. А если вспомнить еще про рубашку, которая на мне надета, так вообще выть хочется. Ткань до ужаса толстая, но выбирать не приходится. Мачеха в очередной раз обделила меня покупками. Сказала, что денег на обновки на всех не хватит. Поэтому я иду в старенькой черной юбке и рубашке с длинным рукавом. А на улице, к слову, все еще лето. Жара невыносимая стоит. Но тете Любе все равно. Главное ее дорогих дочурок приодеть.

— Привет, — слышу позади голос Игоря. Дружим мы довольно давно, класса эдак с пятого. Разин переехал с родителями в наш район, и его определили в ближайшую школу. Мы даже в одном классе были, а потом как-то раскидала нас жизнь по разным аудиториям. Но дружба не закончилась, мы все так же вместе стараемся уходить и приходить.

— Приветик, — улыбаюсь ему в ответ и разглядываю парня. Не виделись все лето, а он словно другой человек. Выше стал на целую голову, а был со мной наравне. В плечах чуть шире, но прическа осталась неизменной: русые вьющиеся волосы, хоть и коротко острижены, то и дело торчали в разные стороны. Пушкин, не иначе.

— Не жарко тебе? — осматривает меня и затем как-то неуверенно спрашивает. Игорь знает о моей вредной мачехе и двух супер новомодных сестрах. Поэтому уже ничему не удивляется.

— Любовь Анатольевна выбирала между мной и «Принцессами», — делаю акцент на последнем слове и добавляю с иронией: — Выбор пал не на меня.

— Да уж, — пожимает плечами Разин.