– Яна, – вкрадчивый низкий голос возле самого уха пробирает меня до донышка. – Ты уверена, что поступаешь разумно?

Господи, какой там уверена?

Я на пороге непоправимой ошибки!

И чем крепче прижимает меня к себе Герман, тем быстрее тает моя решимость не сдаваться этому похотливому самцу.

– Я всегда поступаю разумно. Мы заключили сделку. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. И никаких глупостей!

Твердые сухие губы скользят от виска к моей брови, но это полбеды!

Бергман без всякого стеснения наглаживает мою задницу!

Этот беспринципный мерзавец так вкусно пахнет: сигаретами, сексом и кофе, поданным в постель после безудержного разврата, что у меня тяжелеет внизу живота.

Черт! Я из-за него на сухом пайке уже месяц!

И две недели из этого самого нервного в моей жизни месяца организм настойчиво требует разрядки, потому что кто-то позволяет себе испытывать мою выдержку при каждом удобном случае. И неудобном тоже.

Например, как сейчас.

Если хоть кто-то решит заглянуть за подозрительно шуршащую портьеру… Я убью Бергмана! Я, конечно, сегодня перегнула палку, но Герман обнаглел вконец. Мы же, етить твою налево, в консерватории!

– Яна-Яна… Неужели ты думала, что я ни о чем не узнаю?

– Я не понимаю, о чем ты, – делано удивляюсь я, изо всех сил стараясь скрыть реакцию тела на жадные руки, пробирающиеся под одежду. – Бергман, перестань меня лапать! Уговор есть уговор! Я свою часть выполняю! Не стоит подкатывать ко мне яйца, если не хочешь по ним получить!

– Я рассчитываю получить кое-что другое…

Твою мать! Что он творит?

А стервец вклинивается коленом между моих бедер, и я отчетливо чувствую все его желания. И они, черт подери, находят во мне живейший отклик!

Закончим с ним, и надо срочно найти мужика.

– Ты разрываешь сделку? – напряженно уточняю я.

– И не надейся, – смешок мерзавца, уже безнаказанно добравшегося до моей груди, бесит несказанно. – Предлагаю расширить границы.

– И не надейся, – зеркалю я его фразу и закусываю губу, чтобы не застонать, потому что горячие пальцы забрались под тонкое кружево и сжимают напрягшуюся горошину. Зачем господь дал мне такую чувствительную грудь?

– Яна, я окажусь в тебе раньше, чем ты думаешь, – он прикусывает мочку моего уха, и я стискиваю зубы. Непристойные картины с участием Германа проносятся у меня перед глазами. Непристойные – слабо сказаны, уже пошли титры к порно.

Какого хрена я вообще подписалась на эту сделку? Вот не жилось мне спокойно!

А как все хорошо начиналось…

Месяцем ранее

Я смотрю на этого здоровенного детину и ощущаю буквально физически, как рушатся мои надежды.

Меня подставила родная мать.

Что она там плела?

«Хороший мальчик, не пьет, не курит, хорошо зарабатывает, на скрипке вроде играет» …

Мать-ехидна!

Как-то не бьется ее описание с матерым кобелиной в криво застегнутой рубашке и с помадой на шее, ввалившимся в гостиную, где мы с Розой Моисеевной чинно пьем чай за большим круглым столом.

Неизбывная и отчаянная тоска заполняет мою душу. Совсем не подходит. Знаю я этот типаж «покрываю на своем пути все, что младше двадцати пяти». С таким не договориться.

Пора завязывать с азартными играми. Если бы я не проиграла матери в карты, я бы ни за что не оказалась в такой ситуации. Я рассчитывала, что избавиться от очередного сына маминой подруги будет легко, но что-то где-то пошло не так, и надо срочно из этого выгребать.

Отправляясь на эти унизительные смотрины, я, конечно, подстраховалась. В таком виде заинтересовать я могу разве что слепого или конченого импотента, которому абсолютно все равно, кому ссать в уши про высокие чувства.

И уж никаким образом на меня не обратит сейчас внимание такой откровенный потаскун.

Сегодняшний свой образ я создавала, вдохновляясь одной из коллег, старой девой и синим чулком. Я подошла со всем тщанием к выбору наряда и прически, и вот результат.

Заметив меня в гостиной, «хороший мальчик» около сорока горячих годков проходится по мне недоуменным взглядом снизу вверх и обратно и равнодушно отворачивается, присвоив мне средний род и неопределенный возраст.

Очевидно, для него я не представляю никакого интереса, в отличие от Розы Моисеевны, довольно поглядывающей на мою косу с прямым пробором, отсутствие косметики, глухую блузу под горло и юбку в пол. Ни дать, ни взять – попадья, только кадила рядом не хватает.