Подождали бы еще пару минут — мы бы вылезли, в офис зашли, тут и загибай ласты, особенно на передаче бабок. А эти как лохи — даже дорогу не перекрыли. Я, короче, руль влево, через сплошную на разворот — и на газ. Сам знаешь — примут не за что, кучу бабок отдашь, чтоб выпутаться. Они ж решили, что у этого лавэшек лом, раз с него три сотни трясут, вот и построили крышу. Че им — сунут наркоту в карман или в тачку, а то и ствол грязный, из которого вальнули кого-то. Это ж бляди натуральные…

Кореец покивал, и он приободрился.

— Ты ж знаешь, как с Цирулем было? Его берут, а на следующий день — на следующий, прикинь! — находят ствол в том плаще, в котором он был, за подкладку, мол, завалился! И все, хер че докажешь. Вообще в падлу стволы подкидывать, но через день, уже когда все бумаги составлены, — это ж е…нуться можно! Демократия, бля! Вадюха рассказывал, как раньше было: не могут доказать ничего, так отпускают. Да че, ты ж сам парился еще при красножопых — сам знаешь. А тут демократия, бля, — стволы через день после ареста находить! У вора! И ничего, так и сидел. А потом говорят, что умер, здоровье подвело — прикинь! Это ж как кому-то хотелось его убрать, а?!

— Бля, Андрюха, ты как пацан, в натуре. Ну кто сам за бабками ездит? Да я б пацанов даже не послал — пусть сам привозит. Ну ты даешь, в натуре! Все дела тебе отдал, ты ж в авторитете, Андрюха, а все как пацан. Небось ещё нюхнул, перед тем как ехать, — колись давай!

— Не, бля буду, никакого кокса! — выпалил поспешно, счастливый, что хоть тут чист. — Да ладно, дальше слушай. У этого на «Полежаевской» офис — хорошо не во дворах, хер бы ушел. А так район спокойный, машин немного, дорога, считай, пустая. Я на газ и к Серебряному бору — в центре сразу возьмут, ГАИ везде, пробки. А тут куда хочешь можно уйти — Крылатское, Кунцево, мест до хера. Я под мост, прямо за метро, а тут гаишники на «форде» перед светофором — тачками разжились, а сами на месте стоят, бабки стригут. Один выскакивает на дорогу, я думаю — все, если сейчас красный, х…й уеду. А там желтый. Ну я и дал — мусор назад прыгнул, навернулся вроде, я точно не видел. А метров через сто слышу сирены сзади — видать, и эти падлы чухнулись быстро, и ГАИ еще, полный комплект. А тут прямая к Серебряному, и светофоры есть, догонят быстро, суки. И я направо, во дворы — пусть на дороге ищут, а тут хер найдут. А они увидали как-то — я пока из дворов выезд искал, опять сирены рядом, а я в тупике. Бросил тачку и бегом. Свернул за угол, опять тупик, и дом стоит. Ну и чешу вдоль него, думаю, может, добегу сейчас до конца. Он длинный, сволочь, а там вроде еще один двор, а там, может, до дороги близко, тормозну кого-нибудь. И как почуял, что эти рядом, — место пустое, тихое, из-за угла, где я тачку оставил, вопли какие-то, и я в подъезд. Нажал на первую кнопку — шестерка выпала, люблю шестерку. Поднимаюсь и думаю — должно повезти, раз от этих сразу ушел и тут еще шестерка. Должно повезти…

Он замолчал, резко поворачиваясь к открывающейся двери, навстречу пышной блондинке в обтягивающем белом халатике, симпатичной такой, но простоватой.

— О, какие люди! — расплылся в улыбке. — Наташ, ты мертвого из могилы поднимешь. То-то я удивляюсь, что Геннадий так быстро оклемался. Вроде три дня в реанимации валялся, потом еще три дня под всякими капельницами — а сюда всего пять дней назад перевезли, а он за эти пять дней как новенький стал.

— Сплюньте, Андрей Юрьевич. — Девица стеснительно улыбнулась, хотя и видно было, что смущение ненатуральное.

Он оглядел ее внимательно, намеренно раздевающе.

— Да, Наташ, лучше лекарства для Геннадия не найти. Только не переусердствуй, ладно? И халатик подлиннее бы тебе — мистеру нагрузки противопоказаны, а ты вон входишь, а у него одеяло поднимается…

Он обернулся на Корейца, невозмутимого и непроницаемого, зная, что под этой маской кроется улыбка, и радуясь тому, что появление медсестры прервало разговор, который, возможно, дальше вести будет легче.

— А ты чего хотела-то, Наташ?

— Да я… Я узнать — может, что нужно? Попить или судно…

Кореец молча кивнул, и Наташка повернулась к Андрею спиной, низко склоняясь к лежащему на кровати. Слишком низко, как показалось Андрею, сразу представившему, как открывается в вырезе халатика ее большая грудь, посмотревшему со значением на оттопырившийся зад. У Корейца встал сейчас небось, не помочиться, — бабник известный, пол-Москвы перетрахал, пока в Штаты не свалил.

Он улыбнулся своим мыслям, не отводя от пышного по-негритянски зада глаз, думая, что, может, неплохо было бы сейчас подойти к ней сзади, приподнять халатик, стащить одним движением то, что под ним, и нагнуть ее так, чтобы поудобней ей было ртом делать Генке массаж, пока сам он побудет сзади. Стремно, конечно, — разойдешься, она дернется еще, а Генка раненый. Но она была бы только «за», в этом сомнений не было, — и Генка, наверное, тоже.

Мысли почему-то показались очень приятными — может, потому, что несколько часов назад избежал ареста и сидел сейчас в этом уютном загородном доме, а не в КПЗ.

— Как я тебе медсестру нашел, Генка? — поинтересовался, проводив взглядом намеренно повиливающую задом Наталью. — Ничего, а?