– Это все из-за акций завода. Отец отдает их в приданое на свадьбу Эрики. – всхлипывает.

– Тогда с Эрикой точно все будет хорошо. Завидная невеста! – ополоумевшим аргументом звучит моя фраза.

– Ахмет не допустит этого. Это его завод. Он так и сказал отцу, что пусть только попробует обставить его.

– Ахмет?

– Салманов.

Ах, вот оно что! Значит, не так уж и ровно отгреб Паша акции комбината, раз Салманов так запросто решает вмешаться в его дела! Но зачем? Кто из них и что у кого украл, раз в размен пошли дети?

Догадка холодком пробегает по спине, и мне все страшнее удерживать малышку в своих руках. Салманов, а ныне Салман – первый и последний человек в Пермском крае, кто способен без помощи федералов «управлять» огромной зоной. Через него по краю идет поставка оружия, наркоты, даже притоны и те с ним в доле. В общем, если Паша еще хотя бы пытался вести благопристойный образ жизни и состоял в городском совете, промышленной палате края, то Салман и не собирался «оттираться». Не сомневаюсь, что даже звезды не стирал с ключиц. Выходит, малышка подслушала, как тот угрожал Паше.

Не будучи уверенным в исходе дела или же в безопасности, даже такой отбитый на голову, как Паша, не поволок бы всю свою семью на люди.

– Яся! Говори, когда ты это послушала? Ахмет угрожал твоему отцу?

– Вчера.

– Пряталась, да? Как тогда?

Кивнула, бедолага, хлюпая носом.

– Ну, все. Молчу. Успокаивайся.

Выходила не лестная картина. Так ли уж Паша просчитался? Что за ва-банк двумя невинными детьми и женой?

Приблизившись к дому, с минуту сижу, не шевелясь, удерживая девочку у себя под боком. Водитель вроде покосился на меня, но потом тоже взялся оглядываться. Он вышел за нами следом и, пропуская нас в распахнутую дверь, вошел в гостиную. Навстречу тут же выскочила уже знакомая горничная.

– Да что же это? Мне Асхад звонил! Доченька! Ясенька! – запричитала она.

– Куда? – спрашиваю коротко, держа малышку на руках.

– Идемте в комнату. Наверх! – она неуклюже засеменила по лестнице, показывать путь.

Водитель остался внизу.

Кремово-розовые тона обители девочки показались мне сказочным царством. Здесь пахло сладостью и детством. Дорогая мебель, красивые вещи, большой плюшевый медведь в углу.

– Ты побудешь здесь, пока папа с мамой и Эрикой не приедут? – спрашивает тихо.

– Внизу буду. Не бойся. – опускаю ее на кровать. – Ничего не болит?

Мотает головой. Синие глаза царапают изнутри, потому что вижу в них догадку. Родители могут приехать не с сестрой… Даже для моей нищей юности такая потеря была бы слишком. Я знал, что брат и знать обо мне не хочет, а может уже сдох где-нибудь на нарах. Рука просится коснуться лица этой малышки, но одергиваю себя. Нельзя. Привязаться к кому-то означает смерть. В нашем с ней мире это звучит реальнее, чем розовые единороги в сказках.

– Никому не говори, что подслушала про отца и Салманова.

Кивает, прикусывая очаровательную алую губку. Яркую, детскую. Широкими шагами покидаю комнату девочки и спускаюсь вниз.

– Вторую положили что ли? – интересуется любопытный парень, немногим младше меня.

– Не знаю, увидел, что началась заваруха и эту вытащил, прикрыл. До нее бы дела никому не было. – снабжаю информацией любопытствующего. – Иди покури. Я тут.

Спустя пару минут наблюдаю сердобольную горничную, спускающуюся по лестнице.

– Приготовлю девочке обед. Вы будете? Накрою в кухне.

– Так спокойно… Часто здесь такое? – потирая лицо, иронично интересуюсь.

– Нет, конечно. Как Милад Романович решил выдать замуж Эрику… – замолкает. – Идемте.

Следую за ней в кухню и принимаю входящий по телефону Калева, врученному мне лично.

– Как? – простой, но тревожный вопрос.

– Все ровно.

– Хорошо. – он выдыхает, заметно успокаиваясь даже по голосу.

Коротко. Никакой конкретики. Я понимаю его с полуслова, как любой хищник слышит и видит другого такого же. Он мечется, загнанный в угол. Не нужно обладать всеми жуткими качествами, чтобы пожалеть о том, что чуть не лишил жизни собственное дитя. И самый неприятный факт, что информация слита кем-то из приближенных, кто знал обо всех передвижениях семьи и раскладах по приданому старшей дочери.