– Я с девчонками не дружу, – порадовал он и отвернулся. Выронил гвоздь, поднял его и снова приставил к доске.

– И сколько тебе лет, пять?

С выбранным недоверчиво‑небрежным тоном угадала. Мальчишка отложил молоток, подтвердил устно и для верности махнул передо мной пятерней с оттопыренными пальцами.

– Веди к маме, давай, – перехватила я молоток, пока тот свободен.

До Наташи, матери малыша, мы дойти не успели. К дому подъехал Дюша, припарковал у гаража свою машину и направился к нам. Тимоха подтянул шорты и бросился встречать отца, а я вернулась на скамейку. Ведущему за руку сына, Андрюхе протянула молоток:

– Прибери добро подальше.

Малец оказался на удивление сообразительным и бросился наутек раньше, чем отец успел узреть гвозди.

– Вот зараза! – воскликнул Дюша, глядя, как сын скрылся в недрах двора. – Только вчера у него шуруповёрт отобрал.

– Скоро тебе ремонт в доме забабахает или вовсе новый выстроит, лет через десяток, – улыбнулась я. – Привет что ли.

– Привет, – с тоской в очах вздохнул отец семейства и опустился рядом, аккурат на вбитые шляпки. – Знаем мы этих ремонтников, как шкодить – первые, а как подрастут, хрен какой помощи дождешься. Ты на речке купалась что ли?

Я опустила голову, глянула на два мокрых, неровных круга на футболке – не подсохли ещё – и подтвердила. Если бы не Помещик, переоделась бы в сухое на берегу, а так ещё и попа сырая. Ничего, в деревне за свою сойду. Дюша, вон, вообще в пятнистом костюме при любой погоде и в жару, и в дождь. И чтобы носит этот комплект ему не обязательно идти в лес или на рыбалку, так по поселку и шляется.

– Хорошо тебе, – протянул Дюша. Я согласно покивала, неплохо, мол, откинулась, наклонившись спиной на оградку, и мечтательно задрала голову к небу. Собралась присовокупить что‑то вроде «вода‑класс!», как одноклассник опередил меня, добавив: – Ты в это время в городе была. А меня менты задрали, второй раз вызывают.

– Сегодня? – подскочила я. Мечтательную одурь, как ветром сдуло. – А что хотели?

– Дату смерти видать установили. Прикопались, чего я делал четвертого июня. А я что – помню?! Мне что четвертое, что пятое!

– И?

– Я ещё, Женька, сроду так свою память не напрягал, даже когда долбанные ЕГЭ сдавали. Чуть ли не поминутно всё вспомнить заставили. И это хорошо ещё, что мне в тот день Леха тачку свою загнал, полдня с его сцеплением провозился.

– Теперь, выходит, отстанут, – подбодрила я, как могла, уж очень понуро выглядел товарищ. Без тени энтузиазма.

– Фиг знает, что у них там выходит, они мне не докладывают. Они ж не наши, не местные, из области приезжают. Один правда тут, в общаге, поселился. Мужик тот, как я понял, мохнатый был, вот и едут городские. Да и то правда, не нашему ведь участковому расследовать.

– Мохнатый – это какой? Кавказец что ли?

– Да, причем тут кавказец‑то?! Не простой значит чувак, при деньгах.

– А‑а… – протянула я и пожала плечами: – А я в смысле растительности подумала. Что ещё спрашивали?

– Про мужика этого спрашивали, знаком он мне или нет.

Одноклассник опять вздохнул и затих. Общаться с Дюшей иногда сущее наказание, особенно если он расстроен или размышляет, тогда любую информацию добывать из него приходилось, как говорится, клещами. Видя, что продолжать он не собирается, скорее напротив планирует вздремнуть прямо на скамейке, свесив голову, я требовательно вопросила:

– И что, ты его узнал?

– Откуда. Он же не местный. Они и фамилию называли, а всё одно – не слышал про такого.

– Фамилию, надеюсь, запомнил?

– Ну, запомнил. А на что тебе она? – поднял он на меня глаза. Я сделал максимально злобное выражение лица и уперла в бока руки, Дюша истолковал моё недовольство правильно и быстро выпалил: – Сумароков Юрий Борисович, одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения.

Я записала данные в телефон, вспомнила зачем приехала и поинтересовалась:

– Машину посмотришь?

– Оставляй ключи, сам в гараж загоню, въезд у меня узкий. Через час‑другой гляну, завтра скажу, что почем.

Ключи из моих рук перекочевали в карман одноклассника, мы не сговариваясь вздохнули и замолчали. Дюша потянулся за сигаретой, я в погоне за обещанной Минздравом скорой смертью отставать не стала. Закурили оба. Дружок привычными затяжками, выпуская густой дым, я без особого наслаждения, отмечая, сегодня сигарета кажется крепче, чем прошлый раз. Возможно, из‑за опустевшего давно желудка – я сегодня только завтракала. Не прибедняйся, ты ещё слупила мороженое, напомнила я себе.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– А твои чего говорят? – нарушил наше молчание Дюша.

– В каком смысле? – уточнила я. – На счёт чего, говорят?

– Ну, матушку твою с Лысым, – под "Лысым" он имел ввиду Мишаню, – тоже ведь сегодня допрашивали, им вопросы какие задавали?

Он невыносим! Я его прибью когда‑нибудь, ей богу!

– Да откуда ж я знаю! – отбросила я сигарету и всплеснула руками: – Я тебе русским языком сказала – купалась. Ты видел мою мать в участке? – уточнила я, на всякий случай. Андрей промычал в ответ «ну», а я возмутилась: – Ты чего мне раньше не сказал, придурок?

– А почем я знаю, что ты не знаешь, – пробубнил Дюша. – Это ещё в обед было, а мокрая ты сейчас только приперлась.

Я поднялась, засуетилась, помышляла попросить Дюшу поехать со мной, дабы потом вернуть мою машину, а в итоге побежала на своих двоих. Вот уже, действительно, избалована транспортом, особенно