Он метался по подушкам, кричал и покрывался потом. Очередное виденье терзало душу, порождая болезненные судороги во всем теле. Грациозной походкой, соблазнительно виляя попкой, виновница кошмаров врывалась в сознание. Она ласкала его, осыпала тело горячими поцелуями, пробуждая жажду, всепоглощающую, огненную, которая уничтожает все человеческое, превращая его в зверя, неистово жаждущего ее плоти.

Казалось, если сейчас он не отведает ее тела, не ворвется в лоно, не искусает в кровь нежную кожу, то собственное желание разорвет его на тысячи кусков.

Арман резко сел на постели и схватился за голову. Безумство с каждым днем надвигалось грозовой тучей, лишая остатков разума. Эта женщина пожирала его сущность, затмевала собой реальность.

Он повернул голову, на подушке рядом мирно сопела длинноволосая брюнетка. Скривился, насколько же ее тело далеко от идеала, насколько не похоже на нее. Ни одна женщина в мире не сравниться с той, которая днями и ночами приходит во снах и мерещится наяву.

Вскочив с постели, Арман подбежал к своим картинам. На каждой из них в разных позах, была изображена она. Его виденье, его любовь и ад. Блестящие каштановые волосы, манящий взгляд сапфировых глаз, губы в которых хотелось утонуть, и не задумываясь отдать пол жизни за один лишь поцелуй.

Он целовал свои картины, нежно ласкал их рукой, желая слиться с той, которой не существовало в природе. Он сам придумал себе Музу, сам оживил ее в воображении, и теперь страдал, от невозможности быть рядом, с той, которая никогда не ходила по земле.

— Ее просто нет, она плод твоей фантазии! Успокойся! Это всего лишь образ с картины! — в тысячный раз, как заклинание он повторял эту фразу. И в тысячный раз, незнакомка улыбалась с картины и звала к себе, заставляя сходить с ума в реальности.

Арман переходил от картины к картине. Образ незнакомки менялся, она всегда была разной, то маняще распутной, то стыдливо прикрывала свои прелести, а на последней картине и вовсе распустила черные крылья и игриво приоткрыла губы.

Картины приносили деньги, бешеную популярность, и огромный успех среди поклонниц. Но все женщины — лишь бледная тень, не достойная ее мизинца. От созерцания совершенства в его истинном воплощении, член затвердел, и желание уничтожило остатки здравого рассудка.

Арман подбежал к мирно посапывающей девушке, сбросил одеяло. Уставился на обнаженное скрутившееся в комочек тело. Накинулся жадно, разворачивая ее к себе, и врываясь внутрь со звериным рыком. Он ласкал молодое тело, двигался сильно, резко, целовал молочную кожу груди. И в этот момент, перед ним похотливо извивался объект его грез.

Видение было настолько реалистичным, что на долгие минуты он забылся, слился со своей музой, позволил демонам полностью овладеть сознанием. Девушка под ним стонала, отвечала на ласки, целовала в ответ. Арман на несколько секунд замер, в глазах все расплывалась, и как в тумане, та которую он жаждал больше всего, тянула к нему руки и звала к себе.

Сейчас она разорвала грань иллюзий и была практически рядом с ним, осязаемая. Художник ощущал, как ее шелковые черные крылья касаются его спины, как губы шепчут на ухо:

— Возьми меня!

И он брал, то нежно и медленно, то страстно и дерзко. Руки касались бархатистой кожи, и на волнах безумства он мчался в небытие за ней. Сейчас его иллюзии стали реальностью, дурманящей, обжигающей, и будь его воля, он несомненно бы выбрал сумасшествие, лишь бы вечность провести с ней.

А потом наступил оргазм, краткий миг удовольствия, и холодная реальность распахнула двери, глаза раскрылись, исчезли иллюзии. Перед ним довольно потягиваясь, лежала Габриэлла, земная, реальная, доступная.

Образ Музы ненадолго оставил художника, а он уже скучал, уже тосковал, и молил: «Вернись, хотя бы в мечтах!». И тут же здравый рассудок шептал в ответ: «Нет, оставь меня в покое! Позволь мне жить нормальной жизнью!». И сколько бы противоречивых чувств не крутилось у него в голове, Арманд осознавал жестокую правду — одержимость управляла им, и больше всего на свете он боялся ее потерять, ненавидел, и молил не оставлять. Черный ангел его грез стал его дурманящим безумием, и нет спасения, никогда не обрести избавления.

Она сидела, закинув ногу на ногу, напротив своего спутника. Мужчина что-то увлеченно рассказывал. Она лишь усмехалась, пронзая его взглядом. Слова — пустые, ненужные звуки, они не имеют значения. Главное, энергия желаний, она вытекала из него мощными потоками, струилась по ее коже и на вкус его пороки были похожи на игристое терпкое вино. От предвкушения она томно облизала губы, сегодня ночью у нее будет особенно сочный десерт.