— Мэри, мэри, где же ты прячешься? Лучше выходи, сама знаешь, хуже будет! — проскрипел старческим голосом мой отец.

А я знала! О как знала. Лучше не злить, сразу позволить выплеснуть всю злость на мое тело. Я уже не спрашиваю, за что, что я сделала не так? Мне все равно не ответят, только и слышу в ответ, выродилась «бесполезная девчонка» такая же как мать. Правда в чем должна быть моя полезность так и не поняла, вроде все делаю что скажет, пашу от рассвета до заката, как тяговая лошадь. Но с каждым прожитым днем злость и ненависть отца ко мне растет с сумасшедшей скоростью. Чует мое сердце, не сдержится и прикопает под деревцем. Может стоит позволить и не лелеять в душе надежду на свободу.

— Я здесь отец. Морошку собира…. — не успеваю договорить, как чувствую хлесткий удар. Левую щеку обжигает огнем, боль расползается на ухо и шею. Сила пощечины отправляет меня валяться в грязи и захлебываться вонючей жижей.

— Почему я должен тебя искать? — взметнул руки верх отец в негодовании. — Да что я с тобой говорю, ты слов не понимаешь, только тумаки. Будешь вечно битая ходить.

Дала несколько минут передышки и поднялась с силами, чтобы продолжить работу.

Я помню свое детство, я была счастливым ребенком, тогда была жива мама. Жили втроём, не богато, но и не голодали. Отец часто нанимался в отряды, которые патрулируют Предгорье. Эти отряды охраняют остальной внешний мир от тварей, которые иногда пробираются через горы. Мне всегда было жутко интересно на них посмотреть, но когда я просила, хотя бы рассказать как они выглядят отец злился и уходил от ответа. Моя мама была чудесным человеком, добрая, мягкая, с отцом никогда не спорила и всегда слушалась беспрекословно. Все началось меняться, когда отца привезли напарники. По рассказам, на них напало горная тварь, а они не смогли защититься. Маг, который должен сопровождать их в вылазках и ставить щиты во время нападений, отлучился в город. И как итог отец лишился половины руки и разорванные мышцы на бедре, не дают нормально ходить и приносит ужасные боли. Целителя мы себе позволить не могли. Сослуживцы только разводили руками, мол ничем помочь не можем. Все прекрасно осознавали последствия работы в таких отрядах.

Не знаю, что послужило толчком к его агрессии, да и сейчас мне абсолютно плевать. Началось все с сор, криков, потом отец стал вымещать свою злость на мать. Она терпела и молчала, только мне не переставала говорить, что все хорошо, все обязательно наладиться. Но увы! После очередного всплеска, отец особо сильно избил мать. Ее здоровье не выдержало и уже через семь дней мы ее похоронили.

Меня не трогал до поры. Я старалась продолжать жить, но тайно мечтала покинуть этот богами забытый лес.

После совершеннолетие в 18, все изменилось и для меня. Не проснулась манна. Манна у девушек Империи Салюм, это билет в счастливое будущее. Таким выделяют дома, содержание и охраняют лучше самых драгоценных сокровищ. Но как обстоят дела на самом деле я не знала. Все те крупицы что у меня сохранились в памяти о внешнем мире мне рассказывала мама, хотя она сама толком ни где не была и не получала образование.

Изображение Ильоса в яремной ямке было моим тайным желанием, только им определяют наличие манны. А для меня это был шанс убраться от сюда.

Но как говорят не судьба.

Весь день сжимающиеся чувство в груди и нервная дрожь в руках не покидает меня. От этого все валилось из рук. Лишь бы отец не увидел, как я перешиваю его криво заштопанную рубашку. Нервно вздыхаю от облегчения, что наконец то закончила. А то что все пальцы исколола, ничего страшного, это меньшее что мне приходилось терпеть. Ускоряю шаг, чтобы не опоздать на ужин, а то точно влетит. Уже на подходе, из окон доносится громкая бранная речь, которая моему отцу не принадлежит.

— Не покажешь где твоя юная дочурка? — ответ отца я не смогла расслышать. — Лучше тебе меня не злить, могу ещё привести несколько доводов. — собеседник заливисто смеется. А у меня от этого звука все внутри переворачивается. Отец может пострадать из- за меня? Когда эта мысль сформировывается у меня в голове, я сломя голову вламываюсь в дверь, но застываю столбом, прямо смотря на гостя. За столом восседает, как хозяин этого дома мужчина, широко расставив локти и упирается подбородком в сцепленные руки. Чернильные волосы собраны в хвост, на вид жесткие и не послушные. Высокий лоб, узкие губы кривятся в ухмылке, а глаза заставляют отступить на шаг назад. Голубые, почти белесые глаза, которые не знают не доброты не сострадания. Непроизвольно делаю ещё шаг назад и цепляюсь за косяк, в нем хотя бы ощущаю опору, а то ноги начинают мелко дрожать, в предчувствии чего-то жуткого.