Хольгер Браунер ничем не напоминал ученого мужа. Это был человек среднего роста со светлой, песчаного цвета, шевелюрой и обветренным лицом любителя прогулок на свежем воздухе. Фабель знал, что в молодости Хольгер увлекался тяжелой атлетикой, о чем до сих пор свидетельствовало его мощное телосложение. Хольгер возглавлял экспертную службу вот уже более десяти лет, и взаимное профессиональное уважение, которое с самого начала испытывали Фабель и Браунер, постепенно переросло в настоящую дружбу. Хольгер по должности был главой управления ЛКА-3, входившего в систему уголовного розыска земли Гамбург, а если быть более точным, то в его городское отделение. Управление отвечало практически за всю криминологическую экспертизу. Штаб-квартира Хольгера находилась в Институте судебной медицины, но большую часть времени он трудился вне стен этого почтенного учреждения. Несколько подчиненных его службе лабораторий располагались и в здании Полицайпрезидиума. Когда Фабель вошел в кабинет Браунера, тот стоял согнувшись над своим письменным столом, изучая через лупу с подсветкой какой-то артефакт. Увидев Фабеля, он, вместо того чтобы, как всегда, приветствовать друга широкой улыбкой, поманил его пальцем, приглашая подойти ближе.

— Убийца вступил с нами в переписку, — мрачно произнес Браунер, вручил Фабелю пару хирургических перчаток и отошел в сторону, чтобы Фабель смог лучше изучить находящийся на столе предмет. Это был прямоугольный листок желтой бумаги со сторонами примерно в десять и пять сантиметров. Листок лежал на пластиковой подложке и был прикрыт сверху прозрачной, предохраняющей от внешнего воздействия пленкой. На листке имелась надпись, сделанная красными чернилами. Почерк был четким, ровным, а буквы чрезвычайно мелкими. — Мы нашли это у девушки в кулаке. Думаю, листок вложили ей в руку, а пальцы согнули еще до того, как наступило трупное окоченение.

Хотя почерк был мелким, прочитать послание можно было и невооруженным глазом, но Фабель тем не менее решил воспользоваться лупой Браунера со встроенной в нее лампой. Через стекло буквы казались очень большими. Каждая крошечная черточка превратилась в широкую дорогу на фоне желтого ландшафта. Стала заметна даже фактура бумаги. Фабель поднес лупу ближе к листку и прочитал:

Наконец-то меня нашли. Зовут меня Паула Элерс. Я живу на Бушбергервег, Харкшайде, Нордерштедт. Я долго пребывала под землей, но сейчас настало время вернуться домой.

— И когда же ты это обнаружил? — выпрямляясь, спросил Фабель.

— Мы доставили тело в Бутенфельд этим утром, чтобы герр доктор Меллер мог приступить к вскрытию.

Дорога, ведущая в Эппендорф, где располагался Институт судебной медицины, называлась Бутенфельд, и это слово на полицейском жаргоне означало институтский морг.

— Мы проводили обычный предшествующий вскрытию осмотр тела и увидели это в ее сжатой руке, — продолжал Браунер. — Как тебе известно, руки и ступни жертв мы помещаем в пластиковые пакеты, чтобы не потерять при транспортировке возможные улики. Но этот листок остался в ее ладони даже после того, как прошло трупное окоченение.

Фабель перечитал записку, испытывая легкую тошноту. Паула. Теперь у нее есть имя. Лазурные глаза, безмятежно взиравшие на него тогда, принадлежали Пауле. Фабель извлек из кармана блокнот и переписал в него имя и адрес. Он не сомневался, что записка написана не жертвой, а убийцей. Фабель не мог представить, что девушка могла сохранить хладнокровие и составить послание таким четким почерком — даже если преступник и пытался заставить ее сделать это.

— «Я долго пребывала под землей…» — произнес Фабель, обращаясь к Браунеру. — Означает ли это, что тело было эксгумировано и доставлено на берег Эльбы в Бланкенезе?

— Я тоже так подумал, прочитав записку, однако нет. Ничего подобного. Могу с уверенностью сказать, что тело ранее не подвергалось погребению. Более того, судя по трупным пятнам и состоянию трупного окоченения, она умерла чуть более суток тому назад. Это приблизительная оценка. Не исключено, что ее перед смертью держали в подвале. Сейчас мы изучаем одежду на предмет обнаружения земли, пыли или иных загрязнений, способных пролить свет на среду, в которой жертва пребывала в последние двадцать четыре часа своей жизни.

— Подвал или что-то иное в том же роде… Вполне возможно. Что еще вы сумели накопать?

— Ничего… — Браунер взял со стола папку и начал просматривать протоколы. — Герр доктор Меллер, конечно, поделится с тобой результатами вскрытия, но мы пришли к выводу, что побережье не является местом преступления. Девушку убили в другом месте и позже бросили труп на берегу Эльбы.

— Нет, Хольгер… — Фабель еще раз воспроизвел в уме утреннюю сцену. — Не бросили, а положили в определенной позе. Это, надо сказать, не отпускает меня с самого утра. Она выглядела так, словно отдыхает. Или ждет чего-то. Нет, тело вовсе не случайно оставлено в таком положении. Это своего рода сигнал… Только не знаю, что он означает.

— Возможно… возможно… — немного поразмыслив, произнес Браунер. — Но должен признаться, что вижу это несколько по-иному. Согласен, что труп не бросили, а аккуратно положили. Но какой-то специфической позы я не заметил. Не исключено, что он уже к этому времени сожалел о своем поступке. Впрочем, нельзя исключать и того, что мы имеем дело с полным психом, который так до конца и не осознал, что она мертва.

— Возможно, ты прав, — улыбнулся Фабель. — Но я тебя перебил, когда ты говорил, прости…

— Сказать особенно нечего, — произнес Браунер, возвращаясь к протоколам. — Одежда убитой отличается низким качеством и сильно изношена. Более того, ее нельзя назвать и свежей. Девушка не меняла верхнюю одежду и белье по меньшей мере четыре дня.

— Ее не насиловали?