Проваливаясь в болотную грязь по колено, лицом натыкаясь на острые, режущие кожу ветки, я бежал по этому клятому лесу уже больше суток. Без передышки.

Откуда столько сил? Откуда мотивация?

Да все легко и просто! За спиной свистят шальные пули, а у задницы клацают острые, как бритва, зубья бешеных ментовских псов.

Кругом – дремучие таёжные заросли и непроходимые болота, в которых я был вынужден прятаться от конвоиров, что бросились по моим следам, поставив на уши чуть ли не всю армию родины-матушки.

И как я так ловко дал деру?

Пришлось знатно попотеть!

Соблазнил медсестричку на зоне, та душу продала за регулярный перепихон. Долго мы мутили. Не только потрахушки, но и план побега.

Короче, разработали целую Санта-Барбару, чтоб её.

И всё же я это сделал. Удрал! На волюшку смылся, мать её!!!

Не верю. Ах-ха-ха! До сих пор, млять, не верю!

Пробежав ещё треть километра, чтобы перевести дух и отдышаться, на пару секунд я прислонился спиной к дереву. Закрыл глаза. Со свистом выдохнул, схватившись рукой за левый бок, который истекал кровью, пульсировал и горел адской, нечеловеческой болью. До темноты в глазах. До дрожи в конечностях и холодного липкого пота.

Падла! Бочина! Бочина-то как болит! Грёбанные ушлёпки!

Тачку медсестрички остановили у КПП, и один из постовых пальнул мне в спину, когда я понял, что лафа не удалась. Они полезли открывать багажник, а оттуда я, млять, выскочил, бешеный и озверелый, как натасканный бык, и поздоровался кулаком с харей мудаков, после чего в лес рванул. Но один мудачелло все же пальнул напосошок. В спину.

Благо, хоть навылет прошла.

Ещё и псины увязались.

Одну сволочь замочил. С дерева прыгнул и камнем… Приглушил.

Люблю животных, особенно собак. Была у меня в детстве точь-в-точь такая же овчарка. Жаль дворнягу. Она ведь свой долг выполняла, отлавливая таких вот мудозвонов вроде меня.

Прости, пёсик. Правда. Прости, друг.

Я жить хочу. На волю хочу!

Если поймают, башку снесут без разговоров. Пулю в упор. В голову.

Бросил камень в болото. Руки в крови. Вытер о штаны и снова побежал.

Сутки шарахался по лесу, заметал следы, прятался то на деревьях, то в болоте, пока не утопил там свои ботинки. Как-то киношку видел, где зек один точно так же учудил, чтобы менты приняли беглеца за утопленника. Авось прокатит!

И я попробовал. А сам в болотных кустах спрятался и раза три чуть было не провалился на это смердячее дно и не пошёл в расход на корм жабам.

– Ну что скажете?! За*бался я уже гоняться за этой мразью. Может, он и вправду подох? Утопился? Глянь! Лорд что-то нашёл.

Укрывшись в кустах, я видел, как ментовский пёс вытащил мой сапог из трясины. Чтобы псина не учуяла запах, я измазался в медвежьем дерьме.

– Сапог. Всё ясно.

– Ладно, сваливаем. Видать, и вправду захлебнулся, сукин сын!

– Вот теперь понятно, почему целая бригада вторые сутки подряд рыскает под каждой кочкой, да никак не сыщет гниду.

– Тут самое место падали.

– Ага. В своей стихии.

– Я бы, честно, не прочь был из него всю говноту выбить. Затрахал меня. Мразота та ещё. Пристрелил бы. В башку. Чтобы мозги по земле размазались. Бесит, тварь.

– Говорят, бывший чемпион подпольных боёв.

– Ага, пизд*т тот, кто говорит. Мы ему каждый день с парнями хлебало чистили, воспитывали, так сказать. Ни хера он не чемпион. А дерьмо собачье.

Выродки заржали, а их смех начал стремительно отдаляться.

Помянув беглеца «добрым словом», хуи в погонах закрыли дело о побеге и отправились обратно в застенок. Я сжал кулаки, сцепил зубы до хруста, чтобы не сорваться и не проломить им черепа за словесную грязь и ложь, в которой они меня топили. А за издевательства в карцере – яйца бы каждому оторвал и в глотку затолкал, чтобы жрали и давились.

Никогда! И никто из них, включая других заключённых, за четыре с половиной года каторги так и не поставил меня на колени.

Слишком опасен. Крайне беспощаден. До пены на зубах агрессивен.

Часто срывался и месил в тюряге своих ненавистников до кровавого поноса и рваных ран по всему телу.

Говорил же себе!

Буйный. Не буянь! Придержи внутреннего быка.

Но нет же. Слишком горд и слишком взвинчен.

Горячая кровь, трудное детство, четыре года строгача сделали своё дело.

И я такой, какой есть сейчас.

То бишь… Конченый психопат.

* * *

День в пути. Как же жрать охота! Ещё и рана, сцука, жжёт неимоверно.

Воспаление, не иначе. Пару дней – и мне кранты.

Но, слава обстоятельствам, пережив двое суток изнурительного похода в никуда, в конце концов я вышел на некую проселочную дорогу, что привела меня в неизвестное, богом забытое село.

Кругом нищета, грязь, смердит коровьим дерьмом… Атас, одним словом.

Но грех жаловаться. От меня, между прочим, смердит не лучше. И на этом спасибо, что отыскал хоть какую-никакую, но цивилизацию.