Вив Дэниэлс

Только ты

Глава 1

Мне исполнилось шесть, когда я узнала, что у моего отца есть другая семья. Да, он жил отдельно от нас с мамой, но для нашего квартала это было обычным явлением. Несколько раз в неделю папа появлялся дома и всегда дарил мне подарки на день рождения и Рождество. Всякий раз, навещая меня, он давал мне деньги, чтобы я могла купить себе мороженое в магазине за углом. Тогда я была слишком маленькой и не понимала, что таким образом он просто хотел выставить меня из квартиры. Однажды, в один из его визитов, я задремала, а проснувшись и услышав голоса родителей, доносящиеся из спальни, решила сама вытащить деньги из его бумажника. Вот тогда я и обнаружила фотографию. На снимке отец был запечатлен с блондинкой и светловолосой девочкой моего возраста. Наших же с мамой фотографий там не оказалось.

Я знала о существовании определенных правил, которых должна была придерживаться. Например, мне нельзя было говорить: «Это мой папочка», если вдруг я видела его за пределами нашей квартиры или замечала его фотографию в газете. Когда в восемь лет мне вырезали аппендицит, он ни разу меня не навестил, хотя крыло больницы, в которой я лежала, носило его имя. Правда он оплачивал мои брекеты, одежду и няню, которая присматривала за мной, пока они с мамой летали на Карибы.

В четырнадцать лет я снова увидела свою сестру. В тот год моя команда по легкой атлетике встречалась с командой из ее школы, располагавшейся на другом конце города. Во время ожидания своего следующего старта я отправилась к автобусу за рюкзаком и наткнулась на теннисный корт, где в этот момент тоже проходили соревнования. Конечно, вряд ли мне удалось узнать сестру среди изящных загорелых девушек, находившихся в это время на корте, но на трибуне я заметила отца. Он аплодировал и выкрикивал ее имя – Ханна. Каждый раз, когда ей удавалось заработать очко, она с гордостью смотрела в его сторону. Наблюдая за игрой, я просунула пальцы сквозь плетенное, состоящее из ромбических ячеек ограждение, разделяющее меня и теннисный корт. В теннис Ханна играла гораздо лучше, чем я бегала спринты, участвовала в беге с препятствиями или в любых других легкоатлетических соревнованиях, на которые ставил меня тренер. Но когда осенью я победила на городской научной ярмарке, отец всё равно там не появился.

Я не знаю, заметил ли меня папа в тот день на корте, но вскоре после этого мама ни преминула мне напомнить о непреложной истине.

– Тебе следует вести себя более осторожно.

– Что? – с полным ртом спагетти переспросила я. В моей голове по‑прежнему роились мысли лишь о задачах по алгебре.

– Это естественно, проявлять любопытство по отношению к... ней. Думаешь, мне бы самой не хотелось взглянуть?

        К ней?       

– Ты имеешь в виду другую дочь отца? Или его жену?

– Но мы не должны этого делать. Наша квартира сама себя не оплатит. Впрочем, это касается и еды, которую ты ешь, и одежды, которую носишь. – Мамиными картинами всё это тоже не оплатить. Иногда, когда у нее не было заказов, она устраивалась на работу секретарем или в магазин одежды, но никогда надолго там не задерживалась. Всякий раз, когда на пути ее очередного проекта вставала монотонная работа с девяти до пяти, убивающая ее творческие способности к созиданию, вмешивался отец.

– Стивен нас поддерживает, хотя и не должен этого делать.

– Вообще‑то, должен, – возразила я со всей категоричностью, на которую был способен четырнадцатилетний подросток. – По закону обязан.

– Закон не даст нам и половину того, что дает Стивен по собственной воле, Тесс, – усмехнувшись, произнесла мама. – Он помогает нам, потому что любит нас. Он любит тебя. Ты его дочь.

Я вспомнила, как папа поддерживал Ханну во время теннисного матча. Мне же он был отцом только в этой квартире. И нигде более. Внешностью я мало походила на него. Я скорее была похожа на маму с ее темными волосами, заостренным подбородком и фигурой голливудской звезды из старого черно‑белого фильма. От Свифта мне достались только большие и ясные глаза, цвет которых был трудно определим: то ли серо‑голубые, то ли каре‑зеленые. Когда мы изучали генетику, мой партнер по лабораторной оказался в затруднительном положение, пытаясь определить их оттенок, пока наш учитель не сказал ему обозначить его как «светло‑коричневый».

– Мы многим ему обязаны, Тесс. И если по нашей вине он пострадает, мы потеряем всё.

******

Смысл ее слов я поняла лишь три года назад, когда меня приняли в университет Кантона, альма‑матер моего отца. Вернее, всех Свифтов на протяжении последних ста лет. Как и больница, в которой мне удаляли аппендицит, корпусы университета также носили его имя. Кантон мог похвастаться одним из лучших отделений биоинженерии в стране – благодаря щедрым пожертвованиям «Кантон Хемикалс», одному из немногих предприятий в городе, к которому мой отец не приложил руку, и они хотели заполучить именно меня .

Я полагала, что папа будет гордиться мной – несмотря на то, что мы должны были хранить его секрет, я всё же следовала по его стопам.

– Кантон? – удивился он, когда спустя неделю после получения письма о зачислении, заехал к нам в гости. – Я не совсем